Пиши

Пиши о том, что знаешь: о холодных звёздах вверху,
о пристальном взгляде ящера, о его оскале,
одним своим видом обещающим, что в труху
обращается плоть. Пиши о том, о чём не писали
никогда другие, ибо твоё дилетантство здесь
оправдано, взвешено и найдено неподъёмным,
пиши о том, что знаешь: тропический лес,
вбирающий в себя закат, кажущийся огромным,
о следах на песке, о раковине ракушки, о том,
что гениальность – в спирали этой ракушки,
что, судорожно хватая воздух, ртом,
хватаешь не только воздух, но и вторичность суши
по отношению к океану, поскольку океан
способен отражаться в собственном синем небе,
внутри самого себя, но его соль для ран –
такое же беспокойство как отсутствие рисунка на гербе
или цветов в гербарии. Пиши о том, где твой страх,
о полярной ночи, о пространстве, целиком из холода
состоящем, о бесконечных мирах,
видевших вечность, оттого и выглядящих молодо;
о такой любви и влюблённости, о таких,
от которых по телу начинают бежать мурашки,
о разлуке, когда отлучён от них:
любишь только то, отчего по-настоящему страшно,
то, отчего раздирает заплаканные глаза,
долго смотрящие в потолок бессонной ночью,
по причине противоречия: когда разум против, а сердце – за,
начинаешь видеть знаки судьбы воочию,
знаки – если только ты законченный фаталист,
монстр глубин вроде головоногих чудовищ…
Исчеркав предыдущий, бери любой, бери какой-нибудь лист,
пиши о том, что, должно быть, вспомнишь:
о гудках в телефонной трубке, о бледном цветке
кактуса на подоконнике дома, в чьих окнах
свет обитает как в чёрных дырах – на поводке,
во всём можно узреть старый добрый рок, но
и судьба, и музыка представляют собой одну
неделимую клетку – из неё не настряпать клонов,
потому что всё одинаковое всегда уходит ко дну,
и так же лежит там – одинаково и ровно,
а поверхность играет теми, чья злая кровь
не успела свернуться, замёрзнуть, завязнуть тромбом,
так как те, кто рискуют, знают – любовь
реализуется в мощи, подобной взрыву водородной бомбы,
ибо всё сметает на своём пути,
всё различия ландшафта. Недоступные глазу
миры объявляют закрытие на карантин,
чтобы выжившие не смогли разнести заразу,
чтобы те немногие, кто уцелел в любви,
находясь на околоземной, но далёкой орбите,
были изолированы от остальных… Живи! –
будь живым, растопчи те бумаги, порви те
бумаги. Надейся, пиши про то,
что знаешь лучше всего. О тоске и выси,
потому что один только ты готов
вдохновляться окровавленной мордой рыси, –
так выглядит муза, иначе – увы – никак,
устав от погони, возвышаться над мёртвой добычей…
И если уже ничто тебя не страшит, то так
я тебе скажу – твоя смерть публична.
Не бойся. Бойся, если наоборот.
Если никто не услышит твой вздох последний,
знай – ты зря для этого открывал рот
и зря бледнел, – никто не увидел бледным.
Пиши про то, что знаешь. Пиши про то,
что знаешь. Повторенье мать заиканья,
ученья, шизофрении, замкнутости, лото,
карточных домиков, нервов, бегов тараканьих
в страдальце-мозгу. Оттого и охота увидеть сны,
стать волчьим воем, летящим к сиянию лунной
поверхности, к другой стороне луны…
Дюны мыслей наползают на точно такие же дюны,
потому что, скрывая оазис, пустыня ума
выставляет колючки, песок, суховеи, безлюдье,
то единственное, что ещё можно брать задарма
это воздух, которому больно сжиматься грудью,
лёгкими, бронхами, просто – сжиматься там,
где свободы не видно, то есть – в обычном теле,
можно утверждать, что свобода присуща местам,
неким, в которых она синоним безделья.
Сядь, напиши о том, что бывало. Сядь
и пиши, не отвлекайся. Мысли имеют свойство
крутиться кудряшками, словно та милая прядь
волос, причиняющим видом одним беспокойство
от настойчивых размышлений о том,
как они выглядят, по подушке
рассыпанные, щекочут ли завитком
нежное и столь беззащитное ушко?..
Можно о красоте. Пиши: «красота
это совершеннейшая объективация воли на высшей
ступени её познаваемости». Именно та,
которую даже давно найдя ты всё равно ещё ищешь.
Кстати, о поиске. Поиск нельзя прервать
ни под каким предлогом или наречием типа
«так поздно», «ещё слишком рано». Врать
себе – это признак не укрощённого инстинкта,
признак отсутствия мужества, только ложь
способна его восполнить. Лучше гордись незнаньем
некоторых вещей, поскольку умственный грабёж
чаще всего становится последним испытанием,
а поиск не имеет ничего общего с ней,
с идеей находки – всё это разные сферы и так далее,
и чем далее, тем более становится видней,
что те, кто умалчивает, многое сказали бы,
многое прокричали. А ты садись и пиши,
пока не устанут руки, не сдохнет стержень
в ручке – у неё не наблюдается души,
оттого она и нежна, и холодна, и прилежна
в выведении букв. Если подводит цвет,
можно вскрыть себе вены и написать кровью
бледно-розовой, каким бывает только рассвет,
свои представления о любви, ибо любовью
нужно закончить повесть. Давай, пиши,
из последних сил о том, что чем начиналось,
тем и закончится всё. Это не ты решил,
это решил Тот, чью по объёму усталость
нам не понять, не осилить. Не выжить там,
где любви не бывает, то есть мы будем живы,
потому что всё стоит по свои местам,
заканчивай повесть, скажи им:
из кита, на котором весь мир, не сварят уху,
он тот же, та рыба, что и была вначале.
Помни об этом. О холодных звёздах вверху,
о пристальном взгляде ящера, о своей печали.

267589862 300x168 Пиши

Теренина Дарья


Ч1тобы ваши комментарии не публиковались на вашей стене
- Не ставьте галочку "поделиться"